Неточные совпадения
Одна из них описана выше; из остальных трех первая имела целью разъяснить глуповцам пользу от устройства под
домами каменных фундаментов;
вторая возникла вследствие отказа обывателей разводить персидскую ромашку и третья, наконец, имела поводом разнесшийся слух об учреждении в Глупове академии.
Дома он через минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига были обдуманы уже заранее; средства для исполнения
второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как не было той силы в природе, которая могла бы убедить прохвоста в неведении чего бы то ни было, то в этом случае невежество являлось не только равносильным знанию, но даже в известном смысле было прочнее его.
В каждом
доме находится по экземпляру каждого полезного животного мужеского и женского пола, которые обязаны, во-первых, исполнять свойственные им работы и, во-вторых, — размножаться.
На его квартире никого уже не было
дома: все были на скачках, и лакей его дожидался у ворот. Пока он переодевался, лакей сообщил ему, что уже начались
вторые скачки, что приходило много господ спрашивать про него, и из конюшни два раза прибегал мальчик.
Весь
второй этаж
дома налево был занят трактиром.
— Сюда, сюда ко мне! — умоляла Соня, — вот здесь я живу!.. Вот этот
дом,
второй отсюда… Ко мне, поскорее, поскорее!.. — металась она ко всем. — За доктором пошлите… О господи!
У Фамусова в
доме парадные сени; большая лестница из
второго жилья, к которой примыкают многие побочные из антресолей; внизу справа (от действующих лиц) выход на крыльцо и швейцарская ложа; слева, на одном же плане, комната Молчалина.
Остановились у крыльца двухэтажного
дома, вбежали по чугунной лестнице во
второй этаж. Дронов, открыв дверь своим ключом, втолкнул Самгина в темное тепло, помог ему раздеться, сказал...
Из
дома на дворе перебрались в
дом окнами на улицу, во
второй этаж отремонтированной для них уютной квартиры.
— Кажется, скоро место получу,
вторым помощником смотрителя буду в сумасшедшем
доме, — сказал Митрофанов Варваре, но, когда она вышла из столовой, он торопливым шепотом объявил Самгину...
Лидия жила во дворе одного из таких
домов, во
втором этаже флигеля. Стены его были лишены украшений, окна без наличников, штукатурка выкрошилась, флигель имел вид избитого, ограбленного.
Бойкая рыжая лошаденка быстро и легко довезла Самгина с вокзала в город; люди на улицах, тоже толстенькие и немые, шли навстречу друг другу спешной зимней походкой;
дома, придавленные пуховиками снега, связанные заборами, прочно смерзлись, стояли крепко; на заборах, с розовых афиш, лезли в глаза черные слова: «Горе от ума», — белые афиши тоже черными словами извещали о
втором концерте Евдокии Стрешневой.
И, прервав ворчливую речь, он заговорил деловито: если земля и
дом Варвары заложены за двадцать тысяч, значит, они стоят, наверное, вдвое дороже. Это надобно помнить. Цены на землю быстро растут. Он стал развивать какой-то сложный план залога под
вторую закладную, но Самгин слушал его невнимательно, думая, как легко и катастрофически обидно разрушились его вчерашние мечты. Может быть, Иван жульничает вместе с этим Семидубовым? Эта догадка не могла утешить, а фамилия покупателя напомнила...
Квартиру нашли сразу, три маленьких комнаты во
втором этаже трехэтажного
дома, рыжего, в серых пятнах...
—
Второй переулок направо,
дом девять, квартира Зосимова, — скорее! Я Володьку выручу…
«Квартира, которую я занимаю во
втором этаже
дома, в котором вы предположили произвести некоторые перестройки, вполне соответствует моему образу жизни и приобретенной, вследствие долгого пребывания в сем
доме, привычке. Известясь через крепостного моего человека, Захара Трофимова, что вы приказали сообщить мне, что занимаемая мною квартира…»
Там караулила Ольга Андрея, когда он уезжал из
дома по делам, и, завидя его, спускалась вниз, пробегала великолепный цветник, длинную тополевую аллею и бросалась на грудь к мужу, всегда с пылающими от радости щеками, с блещущим взглядом, всегда с одинаким жаром нетерпеливого счастья, несмотря на то, что уже пошел не первый и не
второй год ее замужества.
О начальнике он слыхал у себя
дома, что это отец подчиненных, и потому составил себе самое смеющееся, самое семейное понятие об этом лице. Он его представлял себе чем-то вроде
второго отца, который только и дышит тем, как бы за дело и не за дело, сплошь да рядом, награждать своих подчиненных и заботиться не только о их нуждах, но и об удовольствиях.
Вечером следующего дня одно окно
второго этажа мрачного
дома № 52 по Ривер-стрит сияло мягким зеленым светом. Лампа была придвинута к самой раме.
— Приезжает ко мне старушка в состоянии самой трогательной и острой горести: во-первых, настает Рождество; во-вторых, из
дому пишут, что
дом на сих же днях поступает в продажу; и в-третьих, она встретила своего должника под руку с дамой и погналась за ними, и даже схватила его за рукав, и взывала к содействию публики, крича со слезами: «Боже мой, он мне должен!» Но это повело только к тому, что ее от должника с его дамою отвлекли, а привлекли к ответственности за нарушение тишины и порядка в людном месте.
Был всего
второй час в начале, когда я вернулся опять к Васину за моим чемоданом и как раз опять застал его
дома. Увидав меня, он с веселым и искренним видом воскликнул...
Во-вторых, составил довольно приблизительное понятие о значении этих лиц (старого князя, ее, Бьоринга, Анны Андреевны и даже Версилова); третье: узнал, что я оскорблен и грожусь отмстить, и, наконец, четвертое, главнейшее: узнал, что существует такой документ, таинственный и спрятанный, такое письмо, которое если показать полусумасшедшему старику князю, то он, прочтя его и узнав, что собственная дочь считает его сумасшедшим и уже «советовалась с юристами» о том, как бы его засадить, — или сойдет с ума окончательно, или прогонит ее из
дому и лишит наследства, или женится на одной mademoiselle Версиловой, на которой уже хочет жениться и чего ему не позволяют.
Второй вал покрыл весь Симодо и смыл его до основания. Потом еще вал, еще и еще. Круговращение продолжалось с возрастающей силой и ломало, смывало, топило и уносило с берегов все, что еще уцелело. Из тысячи
домов осталось шестнадцать и погибло около ста человек. Весь залив покрылся обломками
домов, джонок, трупами людей и бесчисленным множеством разнообразнейших предметов: жилищ, утвари и проч.
В Устере сейчас сели за tiffing,
второй завтрак, потом пошли гулять, а кому жарко, тот сел в тени деревьев, на балконе
дома.
— Как пройдете церковь, от двухъярусного
дома направо
второй. Да вот вам батожок, — сказал он, отдавая Нехлюдову длинную, выше роста палку, с которой он шел, и, шлепая своими огромными сапогами, скрылся в темноте вместе с женщинами.
Отношения его к зятю были немного странные: во-первых, он ничего не дал за дочерью, кроме
дома и богатого приданого; во-вторых, он не выносил присутствия зятя, над которым смеялся в глаза и за глаза, может быть, слишком жестоко.
Все эти хлопоты, которые переживались всеми в старом приваловском
доме, как-то не касались только самого хозяина, Игнатия Львовича. Ему было не до того. Пролетка Веревкина чуть не каждый день останавливалась пред подъездом, сам Nicolas грузно высаживал свою «натуру» из экипажа и, поднявшись с трудом во
второй этаж, медведем вваливался в кабинет Игнатия Львовича.
Но вот, однако же, уходят
дома, колесница все подвигается — о, это ничего, до поворота во
вторую улицу еще так далеко, и вот он все еще бодро смотрит направо и налево и на эти тысячи безучастно любопытных людей, приковавшихся к нему взглядами, и ему все еще мерещится, что он такой же, как и они, человек.
Во-вторых, Ильинского батюшки он не застал
дома, тот отлучился в соседнюю деревню.
А
вторая эта жена, уже покойница, была из знатного, какого-то большого генеральского
дома, хотя, впрочем, как мне достоверно известно, денег подполковнику тоже никаких не принесла.
„Да, но куда ж в таком случае делись деньги, если их выбрал из пакета сам Федор Павлович, в его
доме при обыске не нашли?“ Во-первых, в шкатулке у него часть денег нашли, а во-вторых, он мог вынуть их еще утром, даже еще накануне, распорядиться ими иначе, выдать их, отослать, изменить, наконец, свою мысль, свой план действий в самом основании и при этом совсем даже не найдя нужным докладываться об этом предварительно Смердякову?
Видите ли, господа присяжные заседатели, в
доме Федора Павловича в ночь преступления было и перебывало пять человек: во-первых, сам Федор Павлович, но ведь не он же убил себя, это ясно; во-вторых, слуга его Григорий, но ведь того самого чуть не убили, в-третьих, жена Григория, служанка Марфа Игнатьевна, но представить ее убийцей своего барина просто стыдно.
Вторую половину пути мы сделали легко, без всяких приключений и, дойдя до другой зверовой фанзы, расположились в ней на ночь как
дома.
— Нет, выпозвольте. Во-первых, я говорю по-французски не хуже вас, а по-немецки даже лучше; во-вторых, я три года провел за границей: в одном Берлине прожил восемь месяцев. Я Гегеля изучил, милостивый государь, знаю Гете наизусть; сверх того, я долго был влюблен в дочь германского профессора и женился
дома на чахоточной барышне, лысой, но весьма замечательной личности. Стало быть, я вашего поля ягода; я не степняк, как вы полагаете… Я тоже заеден рефлексией, и непосредственного нет во мне ничего.
И говорит, что в каждом
доме живет у него по сыну, что к старшему ездят адмиралы, ко
второму — генералы, а к младшему — всё англичане!
Мы спустились в город и, свернувши в узкий, кривой переулочек, остановились перед
домом в два окна шириною и вышиною в четыре этажа.
Второй этаж выступал на улицу больше первого, третий и четвертый еще больше
второго; весь
дом с своей ветхой резьбой, двумя толстыми столбами внизу, острой черепичной кровлей и протянутым в виде клюва воротом на чердаке казался огромной, сгорбленной птицей.
К нему-то я и обернулся. Я оставил чужой мне мир и воротился к вам; и вот мы с вами живем
второй год, как бывало, видаемся каждый день, и ничего не переменилось, никто не отошел, не состарелся, никто не умер — и мне так
дома с вами и так ясно, что у меня нет другой почвы — кроме нашей, другого призвания, кроме того, на которое я себя обрекал с детских лет.
С Сенатором удалялся, во-первых, Кало, а во-вторых, все живое начало нашего
дома. Он один мешал ипохондрическому нраву моего отца взять верх, теперь ему была воля вольная. Новый
дом был печален, он напоминал тюрьму или больницу; нижний этаж был со сводами, толстые стены придавали окнам вид крепостных амбразур; кругом
дома со всех сторон был ненужной величины двор.
Возвратившись из
второго побега, Сатир опять внес в церковь хороший вклад, но прожил
дома еще менее прежнего и снова исчез. После этого об нем подали в земский суд явку и затем перестали думать.
Одним словом, день кончился полным триумфом для Золотухиной. Селина Архиповна сама показала гостям чудеса Отрады, и не только накормила их обедом, но и оставила ночевать. Но, что всего важнее, в этот же день была решена участь Мишанки и самой Марьи Маревны. Первого князь взялся определить на свой счет в московский дворянский институт;
второй Селина Архиповна предложила место экономки в московском княжеском
доме.
В соседнем флигеле
дома Мосолова помещался трактир Гусенкова, а во
втором и третьем этажах — меблированные комнаты. Во
втором этаже номеров было около двадцати, а в верхнем — немного меньше. В первый раз я побывал в них в 1881 году, у актера А. Д. Казакова.
Посредине
дома — глухие железные ворота с калиткой всегда на цепи, у которой день и ночь дежурили огромного роста, здоровенные дворники. Снаружи
дом, украшенный вывесками торговых заведений, был в полном порядке. Первый и
второй этажи сверкали огромными окнами богато обставленных магазинов. Здесь были модная парикмахерская Орлова, фотография Овчаренко, портной Воздвиженский. Верхние два этажа с незапамятных времен были заняты меблированными комнатами Чернышевой и Калининой, почему и назывались «Чернышами».
Я заинтересовался и бросился в
дом Ромейко, в дверь с площади. В квартире
второго этажа, среди толпы, в луже крови лежал человек лицом вниз, в одной рубахе, обутый в лакированные сапоги с голенищами гармоникой. Из спины, под левой лопаткой, торчал нож, всаженный вплотную. Я никогда таких ножей не видал: из тела торчала большая, причудливой формы, медная блестящая рукоятка.
Дом генерала Хитрова приобрел Воспитательный
дом для квартир своих чиновников и перепродал его уже во
второй половине прошлого столетия инженеру Ромейко, а пустырь, все еще населенный бродягами, был куплен городом для рынка.
Дом требовал дорогого ремонта. Его окружение не вызывало охотников снимать квартиры в таком опасном месте, и Ромейко пустил его под ночлежки: и выгодно, и без всяких расходов.
Вторым актерским пристанищем были номера Голяшкина, потом — Фальцвейна, на углу Тверской и Газетного переулка. Недалеко от них, по Газетному и Долгоруковскому переулкам, помещались номера «Принц», «Кавказ» и другие. Теперь уже и
домов этих нет, на их месте стоит здание телеграфа.
Дом был выстроен во
второй половине XVIII века поэтом совместно с братом генерал-поручиком А. М. Херасковым. Поэт Херасков жил здесь с семьей до самой своей смерти.
Первый
дом назывался между своими людьми «Чебышевская крепость», или «Чебыши», а
второй величали «Адом». Это — наследие нечаевских времен. Здесь в конце шестидесятых годов была штаб-квартира, где жили студенты-нечаевцы и еще раньше собирались каракозовцы, члены кружка «Ад».
Пришли во двор
дома Румянцева и прямо во
второй этаж, налево в первую дверь от входа.
Увы! За первой остановкой последовала
вторая, за ней третья, в пока мы дошли до центра города, пан Крыжановский стал совершенно неузнаваем. Глаза его гордо сверкали, уныние исчезло, но, — что уже было совсем плохо, — он стал задирать прохожих, оскорблять женщин, гоняться за евреями… Около нас стала собираться толпа. К счастью, это было уже близко от
дома, и мы поспешили ретироваться во двор.
Доманевич проводил учителя на его квартиру над прудом, причем всю дорогу дружески поддерживал его под руку.
Дома у себя Авдиев был очень мил, предложил папиросу и маленький стаканчик красного вина, но при этом, однако, уговаривал его никогда не напиваться и не влюбляться в женщин. Первое — вредно,
второе… не стоит…